«Случалось ли вчера у вас какое-нибудь происшествие?» — спросил офицер, который записывал разговор на диктофон.
Даниэль рассказала ему, что поймала свою 16-летнюю падчерицу Эмбер за курением марихуаны дома у своего друга. В тот вечер женщина позвонила на горячую линию при администрации шерифа с жалобой на то, что девочка постоянно лжет и не справляется с учебой. В ответ оператор посоветовал отправить ее в исправительный лагерь для трудных подростков.
Вместе с мужем Рэнди они планировали поехать на Гавайи всей семьей, а Эмбер было решено наказать, оставив ее с бабушкой и дедушкой. В течение последних лет Брэннинги обращались к репетиторам и психологам. Помимо Эмбер, пара воспитывала 10-летнюю дочь Келли и шестилетнего мальчика Кори (имена всех детей были изменены). Родители старались изо всех сил обеспечивать детям беззаботную жизнь, но Эмбер своим поведением испытывала их терпение.
«В доме не было никакого насилия?» — спросил полицейский. К нему поступил вызов после того, как Эмбер сообщила школьному завучу, что отец прижал ее к стене и ударил головой. Завуч заметила синяк на руке у девочки.
Вопрос удивил Даниэль. «Нет, мы на нее просто накричали», — ответила она.
Через пару минут к дому подъехал белый фургон, из которого вышла Памела Томпсон-Дан, представитель органов опеки. Присоединившись к полицейскому, она стала задавать Даниэль вопросы о том, как долго та живет вместе с падчерицей.
В 2001 году Рэнди получил письмо с просьбой предоставить анализ на отцовство. Когда ему было 16 лет, он один раз переспал с подругой знакомых Кассандрой, но о существовании дочери Рэнди узнал только когда получил письмо. Кассандру арестовали по обвинению в хранении наркотиков, и Брэннинги оформили опеку над ребенком. Девочке было 11 лет, когда она переехала к ним жить.
— Вы употребляете алкоголь или наркотики? — спрашивала соцработник.
— По вечерам после напряженного дня могу выпить немного текилы, — сказала Даниэль.
— А муж?
— У него есть разрешение на медицинскую марихуану.
— Бывают ли у вас в доме случаи насилия?
— Нет, у нас дружная семья.
Во время этого разговора вернулись младшие дети, Келли и Корри. Они узнали Памелу, потому что уже разговаривали с ней о произошедшем утром в школе. Дети торопились зайти в дом, где их ждала новенькая игровая приставка.
Полицейский попросил Даниэль поговорить с детьми наедине. Даниэль тут же позвонила мужу, который работал на стройке в соседнем городе.
— К нам приехали органы опеки и полиция.
— Просто расскажи им, как все было, и не переживай, — ответил он.
— Я думаю, здесь что-то не так.
Через пару минут Томпсон-Дан сказала Даниэль, что детям небезопасно находиться в доме с Рэнди, и она передаст их в опеку.
Женщина попросила дождаться своего мужа и расспросить его, но ей отказали. После чего она спросила, могут ли дети остаться дома, если муж переночует в другом месте, ведь обвинения касались только его, но, по словам Томпсон-Дан, не сообщив о жестоком обращении с ребенком, Даниэль также нарушила закон. На вопрос, можно ли отвезти детей к бабушке, соцработник ответила, что детей нужно расселить в отдельные комнаты.
Келли всегда смотрела на старшую сестру как на пример для подражания и повторяла все за ней, как это часто бывает у детей. Полицейскому она рассказала, что на момент ссоры была в своей комнате и делала домашнюю работу. Она слышала крики и три громких удара внизу, на первом этаже.
Келли сказала офицеру, что никогда не видела, чтобы отец поднимал руку на брата, сестру или маму, но тем утром Эмбер рассказала ей, что отец ее ударил. Это напугало девочку, потому что в гневе Рэнди мог выглядеть страшно.
Даниэль зашла в гостиную, чтобы упаковать вещи своих детей, и сказала им: «Сейчас вам придется уехать с этими людьми, но помните: они вам не друзья». Келли стала визжать, а Кори уткнулся лицом в подушку и сквозь слезы кричал: «Я не хочу!».
— Эмбер сказала нам, что ваш папа нехороший, — произнесла Памела.
— Нет, он хороший! — говорил мальчик, всхлипывая.
— Он бывает грубым?
— Нет, он только иногда расстроен.
На записи слышно, как Келли кричит: «Эмбер все врет!».
Рэнди Брэннинг примчался домой так скоро, как только смог. Его жена лежала на полу, свернувшись комком. Он обнял ее. За 12 лет брака Рэнди не видел, чтобы Даниэль была в таком состоянии, обычно она сохраняла спокойствие, в отличие от него. Супруги не могли понять, как за 10 минут без ордера и официальных распоряжений, не дав им возможности что-либо сказать, у них отобрали детей. «Мы засудим их, этих подонков», — прошептал Рэнди на ухо супруге.
Брэннингам нужен был хороший адвокат. Выбор пал на Шона Макмиллана, который специализируется на делах против калифорнийских органов опеки. Все началось с момента, когда в 2005 году отец попросил его помочь Диане Фогарти-Хардвик. Ее бывшего мужа в 1999 году обвинили в сексуальных домогательствах по отношению к одной из дочерей. Он потерял право на опеку, но ему разрешили видеться с детьми в присутствии соцработников. Когда дочери отказались встречаться с отцом, соцработник обвинил в этом Диану Хардвик, и таким образом ее тоже лишили права на опеку, а детей передали на воспитание в другую семью. Забрать их женщина смогла только спустя 6 лет, после чего подала иск против органов опеки.
Макмиллану удалось убедить суд в том, что соцработник оклеветал миссис Хардвик и солгал во время дачи показаний. Ей присудили компенсацию в размере $9,6 млн, это по сей день остается самой крупной выплатой органов опеки за всю историю штата.
Макмиллан, будучи отцом двоих детей, представить себе не может, каково бы ему было, если бы их у него забрали. С того момента он сместил фокус своей юридической практики и теперь судится только с органами опеки. Офис адвоката находится у него дома, с ним в команде работают еще три юриста.
Одновременно они рассматривают около 15 дел, а от 200 дел в неделю отказываются, потому что не справляются с таким объемом работы. В большинстве штатов за охрану детей отвечают окружные органы самоуправления вместе со специальными агентствами, которые расследуют сообщения о жестоком обращении с детьми и обеспечивают их безопасность. Социальные работники принимают жесткие, но часто необходимые решения оградить детей от опасности. После этого они поселяют ребенка с родственниками либо передают на государственное попечение и предлагают родителям пройти необходимую терапию, чтобы вернуть опеку.
В Калифорнии представитель органов опеки должен получить ордер от судьи по делам несовершеннолетних, чтобы забрать ребенка из семьи. Если дети в «неотвратимой опасности» и нет времени на подготовку соответствующих документов, работники социальной службы могут забрать их без постановления, и, так как четкого определения «неотвратимой опасности» нет, они склонны толковать это понятие широко и забирать детей, даже когда нет угрозы физического насилия.
В 1974 году вице-президент США Уолтер Мондейл поспособствовал принятию акта о профилактике жестокого обращения с детьми, который предлагал гранты и финансирование социальных программ, но при этом не урегулировал порядок их функционирования. Федеральный закон, который с тех пор пережил много пересмотров, по-прежнему не определяет, какие жизненные ситуации и условия следует признавать опасными для ребенка. В Миннесоте, например, употребление наркотиков во время беременности считается формой жестокого обращения с детьми, тогда как в штате Нью-Йорк — нет.
Определить, что считать жестоким обращением, а что нет, очень тяжело. Шлепок может быть совершенно нормальным, а может считаться жестокостью. Ребенка можно немного поругать, если он провинился, или сильно оскорбить. Невнимательность от усталости после рабочего дня может быть воспринята как халатное отношение. Точно так же сложно дать определение риска. По мнению работника органов опеки, мать, оставившая троих детей в возрасте до 8 лет одних дома, чтобы пойти на собеседование, подвергла их жизни риску.
Курить в доме с закрытыми окнами — тоже риск для здоровья детей. Как быть, если у одного из родителей есть судимость или он лечился от наркозависимости, или сожительствует с человеком, у которого есть подобные проблемы? Власти округа сами решают, что считать недостатками в воспитательном процессе, а что — жестоким обращением.
Согласно докладу Национальной коалиции за реформу в области защиты детей, по всей стране работники органов опеки самостоятельно принимают решения, забирать ребенка или нет. Таким образом, они обладают неограниченной властью и при этом не несут никакой ответственности, потому что материалы судебных дел редко доступны общественности. Отсутствие четких методических рекомендаций приводит к тому, что социальные работники часто совершают ошибки, которые приводят к крупным судебным разбирательствам.
C 2005 года Макмиллан отсудил у калифорнийских органов опеки более $20 миллионов. Но оценить причиненный семье ущерб всегда непросто. У матери забрали двоих сыновей после того, как поймали ее за выпиской недействительного чека. Мальчиков поместили в приемную семью к мужчине, который неоднократно их насиловал, снимал это на видео и выкладывал в Интернет. Сколько нужно денег, что забыть о таком?
В 1986 году власти Калифорнии поручили набор и обучение опекунских семей частным учреждениям и благотворительным организациям, в надежде, что им удастся убедить больше граждан принимать в своем доме нуждающихся детей. В настоящее время власти штата ежегодно тратят $400 миллионов на попечение о несовершеннолетних.
К 11 вечера с помощью двух частных агентств Томпсон-Дан нашла семьи, где можно было разместить детей. За Келли и Кори вскоре приехала супружеская пара, у которых в доме жили два лабрадора. Кори подселили в комнату к двум другим мальчиками его возраста, а Келли — в отдельную комнату на втором этаже.
Ночью Кори проснулся от того, что кто-то схватил его за пах. Открыв глаза, он увидел, как один из мальчиков накинулся на него и пытался поцеловать. Кори закричал, и приемные родители переселили его в отдельную комнату, соседнюю с их спальней. Дверь в комнату не закрывалась на замок, и они решили подпереть ее стулом, придумав секретный стук, по которому они могли понять, что ребенок нуждается в помощи. На следующий день они попросили детей никому не рассказывать о случившемся.
То, что произошло с Кори, — не редкость. Согласно исследованию, проведенному изданием Los Angeles Times, дети, которых разместили в домах через частные агентства, в три раза больше подвержены риску стать жертвами насилия или домогательств, чем те, которых разместили в приемных семьях, найденных правительством. Примерно за два месяца до этого управление социальных служб составило обзор 60 домов, которые были в ведении агентства Fred Jefferson, занимающегося размещением Эмбер. Было установлено, что в нескольких из них за детьми не осуществлялся должный контроль и уход. Некоторые получили травмы на территории домовладений, у нескольких опекунов были судимости, и они позволяли детям пить алкоголь.
Опекуны разрешили Келли и Кори не идти в школу, так как они поздно легли спать. Выходные выпали на праздничные дни, и в понедельник занятий не было. Дети провели это время, купаясь в бассейне и играя с собаками. В это время их настоящие родители не находили себе места, будучи в полном неведении об их судьбе. Брэннингам было запрещено видеться с детьми без сопровождения представителя социальных служб.
С 1996 года органы опеки округов Риверсайд и Ориндж забрали 80 тысяч детей без распоряжения суда. Макмиллан решил, что против властей нужно подать коллективный иск. В этих округах проживает в основном белое население, семьи среднего класса, работающие в Лос-Анджелесе. Согласно статистике, среди детей, которых отобрали органы опеки, белых всего 25%, подавляющее большинство — афроамериканцы. В этих округах из тысячи детей органы опеки забирают в среднем около трех, в то время как в других округах штата этот показатель достигает 16.
Судьба Эмбер хорошо иллюстрирует, насколько по-разному в США работают органы опеки. Она жила со своей матерью Кассандрой и тремя сводными братьями и сестрами в передвижном доме. В 2000 году, когда Эмбер было 3 года, кто-то анонимно сообщил полиции, что детей не кормят. Соцработники, прибыв на вызов, отметили, что детям ничего не угрожает.
В 2001 году Кассандра переехала с детьми в Миссури. Она жила на пособие, и социальный работник отправила запрос на прохождение теста ДНК четырем потенциальным отцам Эмбер. Когда результат подтвердил отцовство Рэнди, он начал навещать дочку один-два раза в год и созваниваться с ней пару раз в месяц.
В 2002 году Кассандра вернулась в Айову. Тогда в полицию поступил анонимный звонок о том, что она употребляет метамфетамин в присутствии детей. Соцработники, прибывшие по вызову, заключили, что нет веских доказательств, указывающих на то, что Кассандра Дэвис хранит или употребляет наркотические вещества.
Весной 2004 года, когда Кассандра родила своего пятого ребенка, ей предъявили обвинение в хранении метамфетамина, и она бежала из штата, оставив детей в доме своей сестры, где полиция обнаружила лабораторию по производству наркотиков. Кассандре отказали в опеке над детьми, но разрешили видеться с ними в присутствии представителя социальной службы.
Тогда Рэнди захотел официально удочерить семилетнюю Эмбер. Она переехала к ним домой в Калифорнию в 2005-м и прожила в семье год, но когда Кассандра прошла программу реабилитации для наркозависимых, органы опеки разрешили ей вернуть дочь. Не прошло и года, как Кассандра вновь начала употреблять наркотики, и детей отправили жить к ее родителям.
Рэнди хотел получить опеку, но сотрудник службы помощи неблагополучным семьям отказала ему, объясняя это тем, что не хочет разлучать детей. Рэнди все же надеялся, что девочке будет хорошо жить с дедушкой, который был пастором в церкви. Последней каплей стал случай, когда Рэнди отправил книгу о Гарри Поттере в подарок на девятилетие дочери и позже узнал, что дедушка сжег ее. Рэнди потребовалась два года, чтобы отсудить у него право на опеку.
Девочке наняли личного психолога и репетиторов, чтобы она как можно скорее наверстала школьную программу и справилась с психологическими проблемами, которые были вызваны переездом. Рэнди записал дочь в секцию фигурного катания. К окончанию средней школы у нее были в основном хорошие оценки и успехи в спорте.
Но все резко изменилось с переходом в старшие классы. Она начала прогуливать школу, устраивать вечеринки дома, стоило родителям куда-то уехать на пару дней, воровать спиртное. Она подделывала росписи родителей в табелях успеваемости и скрывала от них, что завалила почти все предметы. Ее выгнали из команды по фигурному катанию. Рэнди нашел в ее комнате презервативы и фаллоимитатор. Родители сажали ее под домашний арест. Когда и это не помогало, запрещали ей выходить из своей комнаты. Отобрали у нее мобильный телефон. Эмбер, несмотря на судебный запрет, в тайне переписывалась со своей матерью и мечтала о том, чтобы вернуться домой, в Айову.
Сотрудникам службы помощи неблагополучным семьям необходимо пройти девятинедельный курс подготовки, в рамках которого их обучают установленному порядку действий в случае заявления о жестоком обращении с ребенком. Сначала работники службы должны провести беседу с родителями, чтобы тот, от которого исходит потенциальная угроза, съехал на время из дома. Если детям опасно оставаться в доме, их должны поместить с родственниками. Если родственники не проживают поблизости, службы должны поместить детей под государственную опеку, но для этого необходимо получить судебное распоряжение.
Томпсон-Дан не последовала ни одной из этих установок, потому что закон штата дает ей условный иммунитет к ответственности за нарушение гражданских прав семей. Ей не грозит никакой ответственности или наказания за неоправданное изъятие ребенка, так как она действовала «добросовестно». Но если ребенок, которого она курирует, получит травмы или погибнет от рук родителей, это может привлечь внимание прессы и привести к уголовному обвинению.
Рут Супрунович, профессор в области социальной помощи, работала в органах опеки 14 лет и сравнивает этот опыт со службой в полиции: «Постоянно сталкиваясь с маргинальными семьями, ты сгораешь на этой работе до такой степени, что перестаешь доверять людям. Все время приходится напоминать себе, что имеешь дело с одним процентом населения, и это не должно искажать твое мировосприятие». Поэтому в этой сфере наблюдается высокая текучесть кадров. В округе Сакраменто из 106 нанятых соцработников 83 уволились через год после работы. В округе Риверсайд годовая зарплата соцработника составляет около $47 тысяч. У них удлиненный рабочий день, и мало кто из них дорабатывает до пенсии.
Прежде чем уехать с детьми Брэннингов, Томпсон-Дан назвала дату начала судебного разбирательства — оно должно было начаться через неделю. Через несколько дней полицейский вернулся в дом Брэннингов и осмотрел его на наличие чего-то, что указывало бы на драку. После чего допросил супругов. Рэнди рассказал, что в день ссоры велел дочери уйти в свою комнату, но девочка уселась на ступеньки и отказалась сдвинуться с места. Рэнди схватил ее за руку и утащил в комнату. В порыве гнева он швырнул бумажную корзину, этот грохот и слышала Келли. Но несмотря на то, что полицейский не нашел никаких оснований для предъявления обвинений, супругам все равно предстояло пройти через судебное разбирательство.
Суд по семейным делам был основан в США в начале XX века и был ориентирован на установление толкнувших на преступление причин и их устранение. Если преступление было совершено под воздействием алкогольного опьянения, подсудимого в качестве приговора направляют на программу лечения алкозависимости. Родителей, жестоко обращающихся со своими детьми, — на курсы управления гневом, после которых им вновь передают опеку над ними.
Сложно в точности описать, как проходят судебные слушания по делам семьи, так как в большинстве штатов они являются закрытыми. Эта мера предназначена для защиты права ребенка на конфиденциальность. Материалы дела доступны только членам семьи, адвокатам, правоохранительным органам, работником органов опеки и представителям школы.
Оказавшись в суде, Рэнди и Даниэль поняли, что лучше всего не пытаться оспаривать решение работников органов опеки и соглашаться со всеми требованиями, которые они предъявляют. Адвокат Даниэль сказал ей, чтобы она согласилась с тем, что ее признали алкоголичкой, и прошла 11-недельный курс лечения от зависимости. Женщина отказалась следовать такому совету адвоката и попросила судью приостановить разбирательство на 24 часа, чтобы найти другого юриста.
Адвокаты, братья Майкл и Арт Ласиленто, к которым по совету друзей обратились Брэннинги, запросили предварительный гонорар в $7 тысяч. Супругам пришлось потратить все сбережения и взять еще $2 тысячи в долг у матери Даниэль. Первым делом адвокаты попросили перенести разбирательство в другой суд, так как, по их опыту, этот судья всегда становился на сторону органов опеки и признавал мать виновной. Суд удалось перенести в город в 40 милях от Иствейл, из-за чего зарплата адвокатов повысилась.
Полицейский, допросивший супругов, заявил в суде, что Брэннинги применяют жесткую дисциплину к своей дочери Эмбер, чтобы исправить ее поведение, пока она не погубила собственное будущее. Томпсон-Дан вынесла заключение об изъятии детей у Брэннингов, основываясь только на показаниях Эмбер, которая рассказала ей, что отец постоянно оскорблял ее, а в тот вечер и вовсе ударил девочку головой.
В ходатайстве говорилось, что Рэнди употребляет марихуану, а Даниэль ежедневно выпивает. Келли и Кори рассказали Томпсон-Дан, что отец шлепал их, когда они были помладше. Также дети рассказали о случае, когда Рэнди отобрал у Дэниель ключи от машины и телефон, чтобы она не могла покинуть дом, и о случае, когда он толкнул ее на стеклянный кофейный столик.
Профессор социологии Дженнифер Рейх говорит, что когда дело попадает в суд, на передний план выходят не обвинения, а личность обвиняемого. Судья может решить, что соцработник поступил неправильно, забрав детей, но при этом оставить ребенка в семье опекуна в силу того, что обнаружилось что-то подозрительное в биографии родителя — психическое заболевание или факт употребления наркотиков.
Рэнди и Даниэль предпочли бы, чтобы этим делом занимался суд по уголовным делам, где процесс кажется более логичным: тебе предъявляют обвинения, после чего устанавливают виновность, и только потом следует наказание. В их случае порядок оказался противоположным. Наказание предшествовало суду. Полиция не нашла оснований для предъявления обвинений, но детей при этом все равно отобрали. Самый ужасный вариант развития событий, который можно себе представить, думали они.
Судья вынес решение, согласно которому Рэнди и Даниэль должны были подчиниться рекомендациям органов опеки, чтобы вернуть детей.
9 сентября, через 11 дней после того, как забрали детей, Брэннингам назначили встречу для совместного принятия решения. Эти встречи нужны, чтобы создать атмосферу сотрудничества между соцработниками и родителями. Обычно только органы опеки принимают решение забрать ребенка и они же принимают решение о возвращении ребенка в семью. Представьте, что следователь уголовного розыска решал бы, стоит ли условно-досрочно освобождать пойманного им преступника.
Представители органов опеки требовали, чтобы Рэнди выселился из дома и прошел курс для семейных агрессоров, а Даниэль должна была пройти терапию для жертв домашнего насилия. Взамен адвокаты смогли бы договориться о немедленном возвращении домой Келли и Кори. Супруги согласились. Томпсон-Дан предупредила Рэнди, что если в доме найдут что-то из его личных вещей — зубную щетку или кошелек, — то детей вновь отнимут. Ему разрешили свидания с детьми в присутствии соцработника раз в неделю. Эмбер все еще находилась бы под опекой в другой семье, поскольку Даниэль не была готова к ее возвращению.
Вернувшись домой, дети рассказали матери, как прошло их пребывание в чужом доме и об инциденте с мальчиком, который домогался Кори. В тот момент Даниэль поняла, что трудности только начались. Оба ребенка были явно травмированы переменами в семье. Келли было тяжело без старшей сестры и отца, она перестала доверять взрослым. Обстановка в доме стала напряженной и только усугублялась визитами Томпсон-Дан, которая наведывалась с проверкой в дом Брэннингов раз в пару недель.
Рэнди остановился в доме у друзей. На первом курсе программы для домашних агрессоров руководитель группы попросил всех участников написать на листочке о последнем случае насилия над близкими. Рэнди написал, что вынужден находиться в группе только потому, что органы опеки по ошибке отняли у него детей. Вместо шести недель курса инструктор разрешил Рэнди прекратить посещения уже на второй неделе. Руководитель реабилитационной программы для жертв домашнего насилия сказал Дэниель, что не видит оснований для дальнейших встреч, сразу после первого собрания группы.
В середине октября Томпсон-Дан созвала новое собрание, на котором пришла к выводу, что Рэнди можно вернуться домой, но она продолжит наведываться к ним с проверками, однако ни разу этого не сделала.
В конце ноября органы опеки сообщили Брэннингам о том, что Эмбер сбежала из дома приемной семьи, оставив записку о том, что влюбилась в парня и будет жить с ним. Соцслужба наняла частного детектива, чтобы разыскать девочку. Томпсон-Дан пыталась установить местонахождение биологической матери Кассандры, но безуспешно.
Рэнди нашел страницу Кассандры в Facebook, где ближе к Новому году она написала, что надеется не упустить шанс стать хорошей матерью для своих детей в следующем году.
В июле 2014 года адвокаты Брэннингов познакомили их с Макмилланом, чтобы подать в суд на властей округа, а также на Томпсон-Дан и нескольких других служащих органов опеки, которые занимались их делом, а еще на те агентства, которые распределили их детей в приемные семьи. Их обвинили в нарушении конституционных прав семьи, вторжении в частную жизнь, неспособности защитить их детей. Макмиллан решил взыскать от $2000 до $10 000 за каждый день, что ребенок провел не в своей семье. Эмбер, Кори и Келли вместе провели 104 дня под государственной опекой, но, с учетом обстоятельств, что Кори подвергся домогательствам и что Эмбер бежала из дома опекунов, Макмиллан собирался взыскать $800 000. Ему и его команде юристов от этой суммы полагалось от 20% до 25%. Почти все дела, которые он вел, заканчивались мировым соглашением, всего несколько из них доходили до суда.
Сначала органы опеки предложили заплатить $100 000, но когда Макмиллан продемонстрировал аудиозапись, сделанную полицейским, на которой Келли говорит, что никогда не видела, чтобы папа обижал маму, представители соцслужбы согласились выплатить $750 000. Это означало, что им не пришлось бы признавать свою вину или увольнять сотрудников. Томпсон-Дан отказалась комментировать это дело, но, судя по ее профилю на LinkedIn, она сменила работу в марте 2016 года.
Дело Брэннингов окончательно подтолкнуло Макмиллана подать коллективный иск на органы опеки округа Риверсайд. Согласно New York Times, коллективные иски были направлены против социальной службы в 19 штатах, но этот, если будет принят, станет первым в Калифорнии. Главный истец по тому делу находилась в больнице и восстанавливалась после родов, когда у нее без ордера отобрали новорожденного.
Чужая семья — это как другая страна со своей культурой и порядками, которые складывались на протяжении поколений. Понять историю собственной семьи порой сложно, это может занять всю жизнь — чего уж говорить о чужой семье. Брэннинги клянутся, что никогда в их доме не было случаев физического насилия, словесные перепалки — да, но у кого их не бывает? Они шлепали своих детей, когда те были маленькими, потому что их обоих так воспитали родители и они не видят в этом ничего плохого.
Эмбер сейчас вышла замуж за мужчину, у которого уже есть ребенок. Оказавшись в роли мачехи, она теперь понимает, как ужасно себя вела, но в свое оправдание говорит, что никогда бы так не поступила, если бы знала, что у родителей заберут Келли и Кори.
Почти все, что отсудили Брэннинги, пойдет на оплату обучения Келли и Кори в колледже. Супруги рады этим деньгам, но это не отменяет того кошмара, через который им пришлось пройти. Кори сменил трех психологов, у него проблемы в школе: мальчику тяжело сосредоточиться. Когда мать велит ему идти в свою комнату из-за того, что он совершил какой-то проступок, ребенок грозится пожаловаться соцработникам. «Самое ужасное во всем этом то, что я стала бояться собственных детей», — говорит Даниэль.
По материалам The Atavist Magazine
Иллюстрации: Joanna Neborsky
Перевел Артем Салютин
